Blue Curaçao

Тони Дэмэйто, коридорный в отеле «Четыре сезона», игнорирует первые звонки мобильного телефона мистера Кинни. Он уже по опыту знает — мистер Кинни никогда не берет трубку, особенно, посредине минета. В течение последнего года они делали это несколько раз. Мистер Кинни часто останавливается в их отеле, и если у него нет желания идти на поиски подходящего развлечения на ночь, то он спрашивает у Тони, когда заканчивается его смена — это все, что ему надо сделать. И вот сейчас Тони выпускает изо рта самый красивый член, который когда-либо видел — а уж видел он немало — и ухмыляется. «Мама Мия»? «АББА» совершенно не увязывается в его сознании с образом этого гостя.
Брайан двигает бедрами назад, чтобы помешать парню продолжить начатое, и с особым удовлетворением замечает разочарованный взгляд.
— Тебе пора, — говорит он, убирая в джинсы быстро смягчающийся член, после чего идет за телефоном. Видимо, Брайан считает, что ответить на этот звонок может только одевшись.
— Я могу подождать, пока ты поговоришь, — с надеждой произносит Тони, несомненно с нежностью вспоминая времена, когда они трахались, и поэтому совсем не горящий желанием уйти, прежде чем получит то, на что рассчитывал.
К этому моменту Брайан как раз подходит к тумбочке и берет с нее телефон.
— Отъебись, — холодно бросает он и задается вопросом, как ему пришло в голову, что полувежливое обращение сработает. Парни всегда так падки на его внимание, что пропускают намеки, не включающие конкретный матерный посыл.
Брайан наблюдает, как коридорный встает на ноги и выходит из номера, после чего нажимает кнопку и отвечает. Он знает, кто ему звонит. Каждый раз, меня номер своего телефона, Брайан переносит все контакты и назначенные им мелодии — четко в том виде, что создал однажды сильно обкуренный Джастин Тейлор, лениво валяясь после обеда много-много лет назад, в прошлой жизни. Ну, если считать то, что сейчас, жизнью. Правда Брайан не знает, как она раздобыла этот номер, потому что всем, кого он осчастливил этим великим подарком, было в недвусмысленных выражениях сказано не разглашать его под страхом попасть в список заблокированных им абонентов.

— Кинни.
— Брайан? Слава Богу.
Ему даже не приходится подавлять готовый саркастический ответ, потому что ее взволнованный тон за секунды увеличивает его сердцебиение. Он отлично знает, что она не будет звонить из-за всякой ерунды, иначе бы это не был их первый разговор за последние три года. Ему не нравится ее тон, абсолютно. Тем не менее, он сделает все возможное, чтобы не показать свое беспокойство.
— Мама Тейлор? Чем могу помочь?
— Я в Мексике. В отпуске. Ну, на самом деле, у меня медовый месяц. И я не могу вылететь отсюда до послезавтра.
Отлично. Это, безусловно, информация сомнительной полезности, но Брайан думает, что если будет молчать, то она, наверняка просветит его, с какой стати ему должны быть интересны такие подробности ее жизни. Только ему совсем не нравится, что звучит она так отчаянно и находится, похоже, на грани. Такой он видел ее только однажды, и ему совсем не хочется вспоминать длинные пустые больничные коридоры и близких к истерике матерей. Брайан берет этот слегка насмешливо-равнодушный тон, в котором поднаторел за долгие годы.
— Дженнифер, что случилось?
— Что? О, да, конечно. Мне позвонили. Джастин в больнице. С ним произошел какой-то несчастный случай. А я не могу туда попасть до послезавтра. Я знаю, что не имею права тебя об этом просить, но не мог бы ты поехать? Я знаю, что ты не... Я прошу тебя, Брайан, мне нужно знать, что происходит. Они сказали, что он в коме. Я знаю, что это слишком много, чтобы просить, но не мог бы ты поехать в Нью-Йорк? Я не знаю, кого еще можно попросить. Ты единственный, кто имеет возможность быстро там оказаться. Пожалуйста, Брайан!
Первая реакция Брайана — сказать «нет». Он не будет снова это делать: сидеть в больнице, ожидая, умрет Джастин или нет. На этот раз Брайан за него не отвечает, он в сотнях миль от места, где все произошло, да и вообще не разговаривал с Джастином почти три года. Но он знает, что всегда будет отвечать за этого мальчишку, независимо от того, насколько далеко уедет. И как бы ему не хотелось сказать «нет», вслух Брайан говорит:
— Я уже в Нью-Йорке. В какой он больнице?
— Ты там? О, слава Богу! Он в «Мемориале». Как быстро ты сможешь оказаться на месте? Запиши мой номер. У тебя есть ручка?
Брайан собирается сделать вид, будто записывает, но после всего сказанного ему это кажется слишком жалким. Он больше не играет в эти игры, давно не играет.
— У меня есть твой номер. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я могу туда пойти, но разве они позволят мне его увидеть? Разве у него нет партнера, которому бы ты могла позвонить?
— Даже не напоминай мне про Оуэна. — А потом он слышит бормотание, что-то вроде «бесполезный придурок» и уже обращенное к себе: — Конечно же, они позволят тебе его увидеть, ты до сих пор в его доверенности*.
Глупый пизденыш! Почему Джастин так поступил? Неужели так трудно внести несколько изменений в свои медицинские документы? Брайан не хочет этого. Он не хочет туда идти. Он не хочет его видеть. Он не хочет принимать никаких решений, связанных с его жизнью. Он не хочет, чтобы он умер. Больше всего Брайан не хочет, чтобы он умер. Его план не включает такой поворот.
— Хорошо, Дженнифер, я поеду туда прямо сейчас.
— Спасибо, Брайан. Спасибо. Пожалуйста, позвони мне, как только что-нибудь узнаешь.
— Конечно.
Он нажимает на кнопку «конец вызова», зная, что если этого не сделает, то она будет оставаться на линии до самого его приезда в больницу. Не то чтобы он мог ее винить. Она мать Джастина и по понятным причинам беспокоится. Брайан не хочет в этом увязнуть. В течение долгого времени он пытался держаться подальше от многих вещей, но вещи или, скорее, люди — не могут держаться подальше от него.

Когда Брайан, схватив все необходимое, выходит из номера, то наталкивается на коридорного, который все еще на что-то надеется. Некоторые люди действительно не понимают простейших указаний. Как еще понятней, чем «отъебись», он мог выразиться? Раньше это всегда срабатывало. Должно быть, он теряет мастерство. Тем не менее, сейчас все даже к лучшему.
— Вызови мне такси, — рявкает он, даже не притормаживая, и с удовлетворением слышит, как парень разговаривает с кем-то по телефону или рации — ему похрен, что бы это ни было. Все, что ему надо знать: когда он покидает отель — его уже ждет такси.
Полчаса спустя Брайан входит в безупречный холл больницы «Мемориал» и приближается к стойке администратора. Посмотрев на бейджик медсестры, он расплывается в самой обаятельной улыбке.
— Привет, Саша, меня зовут Брайан Кинни. Я здесь по поводу Джастина Тейлора. Он был доставлен после несчастного случая.
— Вы родственник?
— Нет. Но если вы посмотрите в его медицинские документы, то увидите, что я указан в доверенности.
Брайан не отводит от нее взгляда, избегая смотреть по сторонам, потому что все больницы похожи друг на друга, и все они пробуждают одни и те же воспоминания. Но он не может избежать запаха, этого едва ощутимого слабого аромата дезинфицирующего средства и страданий.
Саша проверяет документы и направляет его в отделение интенсивной терапии. Конечно, где же еще может быть Джастин. Он ничего не делает наполовину.

Медсестра по имени Аманда — судя по ее бейджику — ждет его у входа в отделение и заставляет надеть поверх его ботинок от «Гуччи» бахилы, а также накинуть больничный халат. Ему хочется злиться на все эти меры, но ум занят совсем другим. Прежде чем они оказываются возле палаты, он касается ее руки, давая знак остановиться.
— Что… — ему приходится откашляться. — Что это был за несчастный случай?
— Несчастный случай?
— Джастин Тейлор. С ним ведь произошел несчастный случай, не так ли?
— Кто вам сказал? Мистер Тейлор был доставлен в связи с менингитом. Он находился без сознания, когда прибыл сегодня утром. И до сих пор в него не пришел. Он на искусственной вентиляции легких. Мы держим его в медикаментозной коме.
— Как он?
— Мы пока не знаем, но внимательно за ним наблюдаем. Завтра утром станет понятнее.
— Кто его привез?
— Его преподаватель. В университете было несколько случаев заболевания менингитом. Это иногда случается в начале нового учебного года. Ему еще повезло, что люди, благодаря предыдущим случаям, сразу опознали болезнь.
Она протягивает ему маску.
— Вы должны ее надеть. Когда выйдете, тщательно помойте руки и… не целуйте его. — Она криво улыбается, этакая смесь смущения и любопытства.
— Вообще не проблема, — бормочет Брайан, натягивая маску.
Наблюдающий за ним со стороны никогда бы не заметил, как он глубоко вздыхает, прежде чем войти внутрь. Он не колеблется или медлит; просто глубоко дышит, переступая через порог палаты. В помещении куча всяких приборов, капельница и Джастин, который выглядит меньше, чем Брайан его помнит. Трубка, выходящая изо рта Джастина, крепится вокруг задней части его шеи и создает впечатление, что он лежит с кляпом во рту. Брайан хочет его вырвать, потому что ему не по себе от этой картины.
Волосы Джастина снова длинные, не до такой степени, как они были перед Розовой бригадой, но длиннее, чем когда Брайан впервые встретил его под фонарем. Он напоминает себе на них не смотреть и, тем более, не жаждать к ним прикоснуться. Брайан всегда любил волосы Джастина, особенно, когда они были слегка вспотевшими, как сейчас. Только раньше пот возникал по другим причинам, а сейчас ему больно от того, что он вообще об этом думает. Есть множество причин, почему он не должен был сюда приходить.
Аппарат искусственной вентиляции легких регулярно издает странный шипящий звук, напоминая ему, что Джастин жив. Не то чтобы он выглядел мертвым, просто Джастин больше сейчас напоминает не человека, а большую, в натуральную величину куклу, неодушевленный предмет. Брайан даже частично ожидает, что почувствует холод при прикосновении. Но рука Джастина успокаивающе теплая, и Брайан обнаруживает, что просто не может ее отпустить.
Аманда Хилтон спокойно снует вокруг, проверяя жизненно важные показатели пациента и правильность работы всех приборов. Она хочет попытаться втянуть посетителя в некоторый успокаивающий разговор, но, судя по нему, эта идея вряд ли придется ему по душе. Такое ощущение, что он вообще где-то в другом месте, хотя и продолжает держать Джастина за руку. Это хорошо. Это может помочь. Пациенты, когда выходят из комы, часто говорят, что слышали голоса или чувствовали прикосновения. Ей не кажется хорошей идеей предложить ему пообщаться с Джастином, он, похоже, и с теми, кто в полном сознании, не говорит, куда уж тут тем, кто в коме.

Доктор появляется десять минут спустя, потому что Аманда ему сообщила, что кто-то наконец проявляет интерес к его пациенту. За те десять часов, что Джастин здесь, — это первый посетитель, что весьма странно, потому что выглядит он таким милым юношей, но в качестве его контакта для экстренной связи указана мать, и секретарю администратора больницы с трудом удалось до нее дозвониться. А потом возник еще один вопрос: у нее, в отличие от этого человека, не было доверенности.
— Здравствуйте, я доктор Андерсон. Могу ли я спросить, кто вы?
Мужчина отпускает руку пациента, хмурится, как будто он не совсем понимает, как это в итоге свелось к нему.
— Кинни. Брайан Кинни.
— Вы его доверенное лицо?
Кивок.
— По-видимому, так. Хотя должен вам сказать, что уже несколько лет не видел вашего пациента, так что не могу вам ничего сообщить.
— В этом нет необходимости. Но нам нужен ваш номер, чтобы мы в любое время имели возможность с вами связаться. По закону, вы тот, кто принимает решения.
— Какие решения? Вы даете ему некоторые лекарства — ему становится лучше. С моей точки зрения, все выглядит довольно просто, и никаких решений. Это то, за что вам платят, не так ли? Делать так, чтоб людям становилось лучше?
— Мы хотели бы получить от вас разрешение, чтобы сделать спинномозговую пункцию для подтверждения штамма.
— Не хотите мне объяснить, о чем идет речь?
И Андерсон приступает к объяснению. Он рассказывает, что они хотели бы взять некоторое количество жидкости из позвоночника пациента, чтобы подтвердить, что у него именно менингит, и определить, какой штамм. Потом описывает, как осуществляется процедура и какие несет за собой риски. Он должен это сделать, потому что таков закон, хотя в действительности думает, что опасность совсем незначительна. Несмотря на то, что процедура не относится к обязательным, его всегда раздражает необходимость лечить пациентов только согласно симптомам, без обоснованных подтверждений. Конечно, Андерсон не говорит об этом стоящему перед ним мужчине, но тот производит впечатление достаточно разумного, свободного от допотопных предубеждений.
— Нет.
— Извините?
— Я сказал нет. Вы воткнете иглу в позвоночник Джастина только через мой труп.
— Мистер Кинни, риски на самом деле…
— Это не обсуждается, доктор Андерсон. Вы спросили моего согласия. Я его не дал. Это бесполезная процедура, призванная удовлетворить ваше любопытство. Она не имеет никакого значения для лечения, но может его парализовать. Ответ — нет.
— Мистер Кинни, в истории этой больницы не было ни одного инцидента такого рода.
— Неважно. Вы не будете этого делать. Я не разрешаю. А теперь расскажите мне, что вы сейчас собираетесь предпринять.
Доктор смотрит на него какое-то время, раздосадованный, что его предложение было отвергнуто — он всегда раздражается, когда это случается. Кем себя мнят эти люди, игнорируя его опыт? А еще ему не понравился этот приказной тон, по которому сразу угадывается человек, привыкший, чтоб ему повиновались.
— Мы бы хотели отключить его от аппарата. Для этого нам необходимо снизить седативный эффект. Он должен проснуться естественным путем. Антибиотики начали действовать, и температура снижается. Единственный способ понять, как у него дела, — это отменить лекарства и отключить его от искусственной вентиляции легких.
— Он должен проснуться естественным путем? Похоже, что вы не очень много знаете о том, что происходит, да? Вы даже хотите засунуть иголку ему в спину, чтобы в принципе узнать, есть ли у него менингит. Вы хотите убрать лекарства, чтобы посмотреть, проснется ли он? И я полагаю, что от аппарата вы хотите его отключить, чтобы увидеть, сможет ли он дышать. А теперь я хочу услышать, о каких конкретно рисках мы говорим.
— Мистер Кинни, пожалуйста, сохраняйте спокойствие.
У Брайана вырывается саркастический смех.
— Поверьте мне, док, вы почувствуете разницу, когда я буду неспокоен. Сейчас мы уже определились, что вы не будете пихать в него никаких иголок. Просветите, почему вы хотите прекратить лечение.
— Антибиотики снизили его температуру. Он будет должен их принимать еще порядка десяти дней, но ему больше не нужны седативные препараты. Так вот, если мы их отменим, и он проснется, его собственное дыхание — если все пойдет, как надо — будет работать в противовес аппарату. Это... неприятно проснуться подключенным к аппарату искусственной вентиляции легких, не опасно для жизни, но у большинства людей вызывает панику.
— А если он не проснется?
— То, что он не проснется, не является проблемой самой по себе. Проблема в том, что, если он не начнет дышать сам, когда мы экстубируем его, то нам придется снова делать интубацию.
Брайан не думает, что «не проснется» может быть классифицировано как не проблема. но он знает, что доктор имеет в виду, по крайней мере, в этой части его объяснения.
— По-английски, пожалуйста, док.
— Если он не задышит самостоятельно, когда мы вытащим трубку, то мы будем должны очень быстро вставить новую.
— Таким образом, выбор между просыпанием в панике с трубкой в горле или полной остановкой дыхания, если вы ее вытащите?
Андерсон ненавидит, когда его пациенты или, что еще хуже, родственники пациентов, думают, что они могут свести его профессиональный опыт к простым фразам. Там заключено гораздо больше. Все обстоит гораздо сложнее, но он должен признать, что суть передана верно.
— Или же он сможет начать нормально дышать, когда мы ее уберем. Нет никаких причин, чтобы он не задышал. Джастин молод, здоров, и мы поймали болезнь в самом начале. В течение ночи действие седативных препаратов будет ослабевать, а завтра утром мы сможем заново оценить его состояние. — Андерсон не может дождаться, чтобы уйти от этого парня, который смотрит на него так, будто он самый некомпетентный врач, с которым тот когда-либо сталкивался, а не ведущий эксперт в своей области, каким является на самом деле. Он вносит изменения в историю болезни и поворачивается, чтобы уйти, когда посетитель останавливает его.
— А что, если он проснется до завтрашнего утра?
— Он не должен.
— Я не об этом спрашивал.
Андерсон вздыхает:
— Если это случится, то медсестра будет в состоянии провести экстубацию… вытащить трубку. Это действительно не большое дело в данном случае.
— За исключением Джастина, у которого, когда он проснется, будет паническая атака.
Боже, да что с этим парнем? Кто он вообще такой, черт возьми? Не родственник, просто какой-то мудак, которому повезло иметь все полномочия и манию величия в придачу. Все это время Андерсон и подумать не мог, что с лечением этого пациента возникнут какие-то проблемы.
— Завтра утром я первым делом зайду к нему, — великодушно предлагает он.
Брайан просто бросает на него пренебрежительный взгляд и поворачивается к Джастину.

После ухода доктора он обращает внимание на медсестру:
— Вы здесь будете всю ночь?
— Да, до восьми утра.
— Мне нужно позвонить матери Джастина. Вам принести кофе из «Старбакса»? Я собираюсь выйти покурить.
— Я бы с удовольствием, но нам не разрешается пить в блоке. Но спасибо.
— Когда вы прекратите подачу седативных препаратов?
Она совсем не против предоставить ему информацию. Он имеет законные права ее получать, к тому же, приятно видеть того, кто не воспринимает слова врача как Евангелие, на веру, особенно, доктора Андерсона. Действительно, нет никаких причин, почему бы этому хрену не прийти пару раз за ночь и не проверить своих пациентов. Другие врачи, как правило, так и делают, но только не он. Доктор Андерсон появляется только когда его зовут.
— Пока вас не будет, я поменяю капельницу. Не волнуйтесь, это займет некоторое время, пока эффект препаратов ослабнет.
Он кивает, и она не может сдержать ободряющую улыбку. Впервые он выглядит немного потерянным и сомневающимся, словно не может решиться уйти, но потом расправляет плечи и, не оглядываясь, выходит из палаты.

Через дорогу в «Старбаксе» Брайан покупает себе кофе, а потом находит укромный уголок возле больницы, чтобы позвонить Дженнифер. Она отвечает со второго звонка, и он слышит в ее голосе слабые попытки не паниковать. Или, может быть, она просто очень сильно пытается не начать выговаривать ему за то, что так долго не звонил. Хотя Брайан ничего не имеет против. Люди все время его в чем-то упрекают. Но ему пофиг. Правда Дженнифер всегда относилась к тем немногочисленным в его жизни людям, которые не позволяли себя ничего лишнего, все очень корректно, никогда не переступая границ, даже когда он встречался с Джастином. Встречался. Какое странное выражение.
Проходит некоторое время, прежде чем она понимает, что никакого несчастного случая не было, и ее первоначальное расслабление уступает место тревоге, что происходящее в реальности не менее опасно для жизни. Или, по крайней мере, было. Похоже, худшее уже позади, но Брайан знает, что не стоит надеяться на освобождение от обязательств прямо сейчас.
— Я прилечу послезавтра. Ты можешь остаться с ним?
— Дженнифер, я не в отпуске. И у меня есть дела.
— Я знаю. Извини, Брайан. Конечно, иди и занимайся своими делами, но ты можешь сегодня остаться у него подольше? Я прихожу в ужас от мысли, что он будет один, когда проснется.
— А что насчет его бойфренда? Как его зовут? Олли?
— Оуэн. И я не хочу, чтобы он там был. Да они, в любом случае, ему и не позволят. Он не родственник и не указан в доверенности. В отличие от тебя.
Да, как будто он не знает. Брайан до сих пор не может этого понять. Почему Джастин по-прежнему дает ему власть над своей жизнью, на этот раз в буквальном смысле? Было ли это просто оплошностью, тем, что он не ожидал никакой чрезвычайной ситуации, не хотел о ней думать и отрицал саму ее возможность? Это не похоже на Джастина. Он любит все планировать и быть готовым к любым неожиданностям. Так что это явно специально, что делает ситуацию еще хуже.
Брайан заканчивает разговор, обещая остаться подольше — ничего другого ему просто не остается. Он не может отказать Дженнифер, потому что у него нет для этого никаких объективных причин, и вариант «я не хочу этого делать» не звучит как достаточно веский довод в сложившихся обстоятельствах. Хотя, в любом случае, какое это имеет значение? По ночам он все равно не спит. Прямо сейчас Брайан, конечно, мог бы трахать коридорного в «Четырех сезонах», но по этому поводу он как-то совсем не сожалеет. Ему наплевать. Выражение «это просто трах» обрело для Брайана Кинни совершенно новый смысл.
Он докуривает сигарету, допивает кофе и возвращается к Джастину.

Аманда Хилтон привыкла, что в палате находятся родственники пациентов. Судя по ее опыту, существует два типа: тихие и шумные. Тихие в самом начале обычно немного поддерживают натянутый разговор, просто потому, что чувствуют себя обязанными это делать, находясь с ней в одном помещении, но потом замыкаются в себе. Возможно, это связано с тем, что на них давит само место, или они просто измотаны переживаниями. Шумные же таким своим поведением борются со страхами, хотя, бывает, что их в принципе не особо волнует состояние пациента. Некоторые даже начинают с ней флиртовать.
Этот парень не попадает ни в одну из категорий. Она посмотрела его имя — Брайан Кинни, но в записях нет никаких пометок, кем именно он приходится пациенту. Он совсем не тянет на родственника, на самом деле, трудно было бы найти двух менее похожих друг на друга внешне людей. Посетитель снова занял свое место, его длинные ноги скрещены, руки переплетены на бедре. Одет он в черные джинсы и темно-серый свитер, все облегающее и очень высокого качества. Джастина Тейлора она бы назвала хорошеньким, несмотря на то, что он мужчина. Глядя на его светлые волосы и черты лица — это единственное слово, которое приходит Аманде на ум. Брайан Кинни же просто самый великолепный мужчина, которого она когда-либо видела.
В его речи нет даже намека на то, что он напуган ситуацией или окружающей обстановкой. Но если она ожидала, что мистер Кинни окажется одним из тех любителей поболтать, особенно после того, как он предложил принести ей кофе, то ее ждал сюрприз. Аманда никогда не встречала столь же тихого человека. Он просто сидит, не двигаясь, и не сводит глаз с Джастина. Даже когда она перемещается по палате, выполняя свою работу, он, в отличие от большинства людей, не смотрит на нее, а продолжает следить за Джастином.

Позже, когда Аманда, сидя за столом, занимается бумажной работой, мистер Кинни вдруг вполголоса ее зовет, без намека на какие-либо эмоции, полностью уверенный, что она тут же отреагирует. Аманда не могла даже подумать, что он озаботился тем, чтобы прочитать на бейджике ее имя. На самом деле еще раннее утро, и с того момента, как он вчера вернулся, они все время молчали. Когда она отрывает взгляд от бумаг и переводит на него, то видит, что он смотрит не на нее, а на пациента. Так что она встает и делает четыре шага в сторону кровати. Вроде бы все в порядке. Никаких изменений в состоянии пациента не наблюдается вроде нет.
— Он просыпается.
Она смотрит на Кинни, чтобы убедиться, что он говорит серьезно, но взгляд того прикован к Джастину, который, кажется, вполне мирно спит.
— Что вы имеете в виду?
— Он просыпается. Я уверен.
— Каким образом? По мне он выглядит точно так же. — Она разговаривает с ним очень мягко, задаваясь вопросом, не замедленная ли это реакция на ситуацию с его стороны, может быть, небольшая паника или даже принятие желаемого за действительное.
Наконец, Кинни поднимает глаза и встречается с ней взглядом.
— Я сотни раз видел, как он просыпается. Поверьте мне, он просыпается, и у вас меньше пяти минут.
Неожиданно до нее доходит, почему они вообще это обсуждают — он хочет, чтобы она вытащила трубку. Но она не должна этого делать. Это обязанность врачей, если только пациент не просыпается неожиданно, и ей не приходится удалять ее в спешке. Это всегда неудобно, больше для пациента, чем для нее. Она еще никогда не удаляла трубку у пациента, который еще не очнулся, без врача, стоящего рядом и готового дать указание вновь провести интубацию, если не будет самостоятельного дыхания. Не то, что она не знает, как проводить интубацию в случае чрезвычайной ситуации.
Она смотрит на Кинни, про которого до этого однозначно решила, что он не гей. Его глаза серьезные, без какой-либо нервозности, и все же где-то на дне плещется скрываемая мольба.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
Аманда оглядывается на Джастина, который невозмутимо продолжает спать. Седативный эффект препаратов уже должен был исчезнуть, так что сейчас это либо обычный сон, либо кома. Она может попасть в беду, если экстубирует его, а он не начнет дышать, но Аманда знает, через какое испытание пройдет пациент, проснувшись с трубкой. Медсестра смотрит на Кинни, который только ободряюще кивает, уверенный, что она выполнит его просьбу.
Приняв решение, Аманда подготавливает оборудование, потом прорезает марлевую повязку, которая удерживает на месте трубку. Она отключает аппарат и делает глубокий вдох, после чего мягко вытаскивает трубку, гораздо мягче, чем смогла бы даже в ситуации, когда пациент проснулся и запаниковал.
Джастин начинает сильно кашлять, и Аманда улыбается Кинни, который только кивает в знак благодарности. А потом Джастин открывает глаза и смотрит на нее самыми синими глазами, которые она когда-либо видела. Аманда почему-то так и думала, что они у него синие.
— Ты в больнице, — успокаивающе произносит она. — С тобой все будет в порядке.
Джастин кивает и снова закрывает глаза.

Когда Джастин вышел из комы в первый раз, он был окружен любящими его людьми, но думать мог только о единственном человеке, которого ожидал увидеть, но которого там не было. Когда он выходит из своей второй комы, рядом только один человек, которого Джастин никогда не ожидал здесь увидеть, и он не знает, что чувствует, видя его.
Долгое время Джастин ничего не говорит и просто смотрит на Брайана, дизайнерская одежда которого прикрыта больничным халатом, а лицо частично спрятано под хирургической маской. Он все еще может сказать, что тот идеален в любом виде, и что Брайан по-прежнему самый красивый мужчина на свете.
Брайан смотрит на него, так что ему известно, что Джастин пришел в себя, но он тоже молчит.
Как Джастин ни пытается, он не может вспомнить, как сюда попал, поэтому задает вполне логичный вопрос:
— Я что, снова получил по голове?
Произнеся эти слова, Джастин тут же хочет взять их обратно, потому что видит мгновенную вспышку боли в глазах Брайана. Они, может, и не разговаривали почти три года, но Джастин никогда не хотел задеть его, пробудив эти воспоминания, да и никаким другим образом тоже. Что бы между ними ни происходило, у него никогда не возникало такого желания. Он не ненавидит Брайана, да и вряд ли когда-либо смог бы это сделать, Джастин просто ненавидит, каким образом Брайан заставляет его себя чувствовать.
Брайан слегка прочищает горло:
— У тебя менингит. — Голос немного резок, но взгляд снова пуст, без эмоций, позволяя ему скрывать его истинную сущность лучше, чем любая хирургическая маска.
Джастин кивает. Сейчас он вспоминает университет, жуткую головную боль и попытку добраться до туалета, потому что его тошнило. Джастин просто надеется, что он успел, потому что будет очень неловко, если нет. И вот тут его поражает другая мысль.
— Почему ты здесь?
— У меня встреча.
— Не здесь в Нью-Йорке. А здесь в больнице.
— Мне позвонила твоя мать.
Вот черт! Его мать! У нее же медовый месяц в Мексике. Как она вообще узнала? И что, ради всего святого, сподвигло ее из всех людей позвонить именно Брайану? Джастин удивлен, что у нее даже есть его номер, потому что у него, конечно, нет.
— Она не приедет, да? — спрашивает он, надеясь, что вместо себя она послала Брайана, чтобы по-прежнему наслаждаться медовым месяцем.
— Она прилетит завтра. Это самый ранний рейс, на который она смогла попасть.
Конечно, его мать никогда бы не смогла не появиться, когда с ним что-то случилось, и если она не может сделать этого сама, то обязательно пошлет кого-нибудь, кому доверяет. Странно, что сейчас это тот же человек, от которого она хотела, чтоб он держался подальше, в прошлый раз. И столь же странно, что этот человек находится здесь.
— Выходит, все, что мне нужно было сделать, это вынудить маму тебе позвонить, и ты бы тут же прибежал?
— Пришел. Бежать бы я в любом случае не стал. — Брайан не улыбается, особенно, когда добавляет: — И это не сработало бы в другой ситуации.
Джастин чувствует себя настолько утомленным, поэтому удивлен, как у него вообще сейчас есть силы ощущать боль от осознания того факта, что единственный случай, когда Брайан готов с ним общаться, включает его пребывание в коме. Он закрывает глаза, чтобы заснуть, надеясь, что, когда проснется, декорации, как говорит Дебби, изменятся, но в эту минуту его планы прерывают несколько вошедших в палату людей. Джастин снова открывает глаза и видит троих мужчин в белых халатах.
У него не занимает много времени, чтобы понять, что Брайан уже успел сцепиться с главным из них. Это ясно по их смертоносному обмену взглядами, завуалированным оскорблениям и последующему игнорированию друг друга. Если бы они трахались, то Брайан был бы равнодушен, так что Джастин считает, что это из-за него. Он, как может, отвечает на вопросы врача, но учитывая его совсем недавний выход из комы и совсем смутные воспоминания, — это не так много.
Доктор Андерсон предполагает, что Брайан выйдет из палаты на время осмотра, на что Джастин только с грустью фыркает. Брайан выйдет, если только захочет сам, а если не захочет, то что бы ни сказали сотрудники или Джастин — это не будет иметь никакого значения. Вывести его при сложившейся ситуации можно только с привлечением охраны. Брайан вообще никак не показывает, что услышал предложение, и Джастина это не беспокоит. Нет ничего такого, что Брайан бы не видел, ни физически, ни эмоционально.
Андерсон бегло его осматривает, а затем объявляет, что вечером он будет переведен в другую палату, где пробудет еще день или два, после чего сможет отправиться домой.
— Ему нужна отдельная палата, — спокойно сообщает Брайан.
— Я не могу себе позволить отдельную палату.
— Можешь. Ты по-прежнему имеешь медицинскую страховку от «Киннетика».
— Почему?
— Ты ведь внештатно на нас работаешь, не так ли? — Брайан произносит это так, словно его работа на «Киннетик» — самая естественная вещь в мире.
В течение последних трех лет Джастин изредка получал кое-какую работу, больше в начале, чем сейчас, но она всегда поступала через Синтию, и он думал, что Брайан об этом не знал. Тед мог знать, но, учитывая, что в офисе они с Синтией были предоставлены сами себе, Джастин всегда считал, что эта идея принадлежала им. Как он мог думать иначе, когда Брайан удалил его из всех остальных сфер своей жизни?
— Я не знал, что ты в курсе, — говорит Джастин, и тут же чувствует себя глупо. Это заставляет его снова ощущать себя сталкером, которым он, вроде как, и являлся. Работа на «Киннетик» была единственной ниточкой, связывающей его с Брайаном в течение последних трех лет, и он не мог позволить себе ее оборвать. Джастин переживал, что если потеряет эту последнюю непрочную связь, то Брайан полностью исчезнет из его жизни. И в глубине души всегда теплилась надежда, что Брайан знал, и что он также не желал или не мог упустить эту последнюю связь между ними.
Брайан просто ухмыляется, как будто точно знает, о чем размышляет Джастин. Скорее всего, так и есть. Он всегда обладал этой сверхъестественной способностью видеть людей насквозь.
Врач кашляет, чтобы привлечь их внимание.
— Итак… отдельная палата? — уточняет он, и Джастин думает, как полностью изменилось его поведение — дело в деньгах, несомненно. И теперь ему еще меньше нравится этот парень. Но, к счастью, Андерсон и его подхалимы быстро уходят.
— Могу я надеть свою одежду? — спрашивает Джастин у медсестры, на что та морщится.
— Она на самом деле не в том состоянии, чтобы ее носить.
Джастин кивает. Ему действительно нужно узнать, насколько неловкая сцена произошла в университете.
— Не мог бы ты мне привезти какую-нибудь одежду из моей квартиры? — спрашивает он у Брайана.
— Почему бы мне просто не купить тебе новую?
— Потому что я хочу свою одежду.
Брайан в ответ на отказ принять подарок просто кивает. Чего-то такого он и ожидал. Джастин всегда яростно отстаивал свою независимость, а учитывая их отношения в данный момент, вообще удивительно, что он еще его не вышвырнул.
— Почему ты не можешь попросить своего бойфренда?
— Он не мой бойфренд.
Брайан снова просто кивает и пытается понять, было ли это сказано тем же слегка озабоченным тоном, что Джастин использовал, когда они только встретились. В те дни, каждый раз, когда кто-то хоть отдаленно упоминал что-то связанное с парочками и отношениями, Джастин жутко пугался, боясь реакции Брайана. Но сейчас это звучит просто устало, словно ему слишком много раз приходилось говорить эту фразу. Брайан не может сделать вид, что понимает, как Джастин может жить с парнем и все еще говорить, что он не его бойфренд, особенно, когда его собственная мать, кажется, думает, что это так. Это то, как вел бы себя Брайан — так он и делал — но не Джастин. Джастин же настолько повернут на любви и романтике, разве не так?
Брайан вздыхает.
— Дай мне свой адрес, после встречи я заеду и прихвачу тебе каких-нибудь вещей.
Джастин пытается понять, действительно ли Брайан не знает, где он живет, или это одна из его вечных уловок, когда Брайан просто делает вид, что совсем не интересуется им. Прежде… прежде, чем все это произошло, он бы не сомневался, что Брайан притворяется, но сейчас он ни в чем не уверен. Сейчас вполне возможно, что Брайан в конце концов настолько отдалился, что больше не следит за своими друзьями в целом и за Джастином в частности.
Джастин послушно произносит свой адрес и снова закрывает глаза, чтобы провалиться в сон. Да, изменение декораций, когда он проснется, было бы приятным сюрпризом. Или, может быть, другая жизнь.
В течение трех часов Брайан наблюдает, как Джастин спит, пока ему не становится пора возвращаться в отель, чтобы подготовиться к встрече.


* Доверенность на право представлять интересы больного (пациента) вплоть до принятия решения об отключении его от систем жизнеобеспечения